Kvant. Удивление
Каганов М. Удивление, понимание, восхищение //Квант. — 2004. — № 2. — С. 2-7.
По специальной договоренности с редколлегией и редакцией журнала "Квант"
Стройный мост из железа ажурного.
Застекленный осколками неба лазурного.
Попробуй вынь его
Из неба синего —
Станет голо и пусто.
Это и есть искусство.
Д. Самойлов
Можно восхититься мостом так, как это сделал поэт. Инженер восхищался бы иначе. Он рассказал бы, и не только своим коллегам по профессии, чем восхищающий его мост отличается от других мостов. Скорее всего, не удержался бы и о сообщил некоторые конкретные данные.
Много раз в сопровождении профессионалов-экскурсоводов я ходил по музеям, осматривал архитектурные достопримечательности. Одни экскурсоводы многословны — они сообщают множество интересных данных и фактов; другие лишь изредка указывают на что-то, что нельзя пропустить, и иногда бросают отрывочные фразы. Как правило, я получал большее впечатление от увиденного, когда экскурсовод был немногословен.
Сравнительно недавно ушел в историю XX век. Конечно, он принес много бед и несчастий. Но останется в памяти он не только этим. За ушедший век необычайно расширились границы познанного, что вызывает у меня глубокое восхищение. Именно восхищением я и хочу поделиться с читателями. (Об ужасах и несчастьях, поверьте, я тоже не забываю.)
Если я покажусь многословным, то простите: искренне хотел избежать ненужных подробностей, но очень трудно оценить, где кончается «нужное» и начинается «ненужное». Я не чувствую себя опытным экскурсоводом, скорее — инженером, влюбленным в конструкцию. Из описания путешествия английского мореплавателя Джеймса Кука известно, что жители Новой Зеландии не удивились, когда к их берегам подошли никогда не виданные ими корабли. Не имея привычки объяснять, они все воспринимали как должное.
К концу XIX века казалось, что вот-вот будет понято, как устроен окружающий нас мир. Механика Ньютона и электродинамика Фарадея - Максвелла объяснили почти все. Термодинамика установила строгие границы возможного. Наука перестала быть забавой, удовлетворением любопытства кучки чудаков, не интересующихся жизненно важными для людей вопросами, а занятых непонятно чем. Выяснилось, что полученные учеными результаты могут помочь использовать силы природы и заставить их работать на человека. Стало очевидно, что созданные машины будут совершенствоваться, изменяя жизнь людей.
Почти не выходя за пределы реальных знаний, Жюль Верн — один из создателей столь популярного ныне жанра научной фантастики — сочинял увлекательные сказки, в которых ярко описывались замечательные достижения инженерной мысли. Конечно, не все романы Жюля Верна я помню — в детстве они «проглатывались» мною один за другим, но позже я их не перечитывал. Мне кажется, вся фантазия Жюля Верна тратилась на инженерные свершения. Не предполагал он, что в том будущем, в котором действуют его герои, наши знания претерпят весьма существенные изменения.
Большинство профессионалов-ученых на границе XIX и XX веков считали, что физическое описание мироустройства близко к завершению, осталось уточнить значения ряда физических величин и ... все. Мало кого заботило, например, что в рамках существующей науки почему-то не удается описать излучение абсолютно черного тела. Далекие от науки люди не знали, как впрочем не знают и сейчас, что такое абсолютно черное тело. Но, думаю, и многим физикам тоже были неведомы загадки этого объекта.
Что же такое абсолютно черное тело? Формально, абсолютно черным телом принято называть тело, которое поглощает световые лучи, но не отражает их. Может ли существовать такое тело? Строго говоря, нет: всякое тело какую-то часть света поглощает, какую-то отражает. Но можно искусственно создать почти абсолютно черное тело (лучше было бы сказать, почти абсолютно черную поверхность). Для этого в массивном твердом теле делают полость и связывают ее с внешним миром очень маленьким отверстием. Чем отверстие меньше, тем точнее и лучше модель приближается к своему «оригиналу». Действительно, вероятность того, что лучи света, попав внутрь полости через отверстие, выйдут наружу, очень мала - лучи поглощаются отверстием, но не отражаются.
Тело, в котором есть полость внутри, имеет определенную температуру. Эту температуру можно изменять и исследовать, как с изменением температуры изменяется характер излучения из отверстия, которое моделирует абсолютно черное тело. Все было бы просто, если бы теоретическая физика умела предсказать результат, а экспериментаторы подтвердили бы его. Кое-какие предсказания тогда (на границе веков) делались, но порой приводили к неприемлемым последствиям. Например, предсказывалось, что при любой температуре абсолютно черное тело должно излучать бесконечное количество энергии. Это предсказание получило даже специальное название — ультрафиолетовая катастрофа. Дело в том, что согласно теории тех лет излученная энергия растет с ростом частоты света.
Понимаю, у многих даже сейчас может возникнуть недоумение: «Страшное дело! Не могут объяснить, как излучает энергию какая-то дырочка. Сколько пользы уже принесла наука, какие возможности впереди, а нас пугают ультрафиолетовой катастрофой, будто она может кому-то навредить». Думаю, так или похоже рассуждали многие, и отнюдь не только далекие от физики люди на рубеже XX века. А мне не дают покоя строки Анны Ахматовой из «Поэмы без героя»:
Приближался не календарный —
Настоящий Двадцатый век.
Ведь именно в 1900 году Макс Планк осознал, что согласовать наблюдения излучения абсолютно черного тела с теорией можно, только если предположить, что атомы твердого тела не подчиняются законам ньютоновской механики, той самой механики, которая столько объяснила, которая принесла и несомненно принесет бесконечно много пользы.
По Планку (в откровенном противоречии с классической механикой), энергия колеблющегося атома может принимать только целочисленные значения — кванты энергии. Событие, находящееся, казалось бы, на периферии науки своего времени, примерно через четверть века научная общественность назовет революционным переворотом. Оно ознаменовало рождение новой, квантовой физики.
Многие активные молодые физики того времени с энтузиазмом посвятили свой талант новой науке. Что двигало ими? Не будем гадать. Приведу цитату из статьи Альберта Эйнштейна «Мотивы научного исследования»[1], посвященной Максу Планку: «Храм науки — строение многосложное. Различны пребывающие в нем люди и приведшие их туда духовные силы. Некоторые занимаются наукой с гордым чувством своего интеллектуального превосходства; для них наука является тем подходящим спортом, который должен им дать полноту жизни и удовлетворение честолюбия. Можно найти в храме и других: плоды своей мысли они приносят здесь в жертву только в утилитарных целях. Если бы посланный богом ангел пришел в храм и изгнал из него тех, кто принадлежит к этим двум категориям, то храм катастрофически опустел бы. Все-таки кое-кто из людей как прошлого, так и нашего времени в нем бы остался. К числу таких людей принадлежит наш Планк, и поэтому мы его любим».
Продолжу цитирование. С трудом заставляю себя делать купюры. Очень советую прочесть статью целиком. «...Но обратим вновь свой взгляд на тех, кто удостоился милости ангела... Что привело их в храм?» Эйнштейн считает, что важную роль для них играет «желание уйти от будничной жизни с ее мучительной жестокостью и безутешной пустотой, уйти от уз вечно меняющихся собственных прихотей». Не будем спорить с гением: несомненно, он делится своими сокровенными мыслями и чувствами. «Но к этой негативной причине, — пишет Эйнштейн через несколько строк, — добавляется и позитивная. Человек стремится каким-то адекватным способом создать в себе простую и ясную картину мира...»
Созданием картины мира заняты не только ученые, но и художники, поэты, музыканты, философы. «Какое место занимает картина мира физиков-теоретиков среди всех возможных таких картин? Благодаря использованию языка математики эта картина удовлетворяет наиболее высоким требованиям в отношении строгости и точности выражения взаимозависимостей. Но зато физик вынужден сильнее ограничивать свой предмет, довольствуясь изображением наиболее простых... явлений...» Ограничение заставляет добавить сомнение: «Высшая аккуратность, ясность и уверенность — за счет полноты... Заслуживает ли результат столь скромного занятия гордого названия «картины мира»?»
Ответ Эйнштейна вполне определенный: «Я думаю — да, ибо общие положения, лежащие в основе мысленных построений теоретической физики, претендуют быть действительными для всех происходящих в природе событий. Путем чисто логической дедукции из них можно было бы вывести картину, т.е. теорию всех явлений природы, включая жизнь». За этим следует оговорка: «если этот процесс дедукции не выходил бы далеко за пределы творческой возможности человеческого мышления».
Важное место в статье Эйнштейна занимает вопрос о роли интуиции при создании адекватной картины мира. Приведу только одну фразу, которую считаю очень важной для понимания природы познания: «К этим законам ведет не логический путь, а только основанная на проникновении в суть опыта интуиция».
Как показывает развитие науки, пределы возможности человеческого мышления фантастически расширяются. И все же мы не можем ответить однозначно, будет или нет построена теория всех явлений природы, включая жизнь. Мне кажется, что процесс познания будет длиться столько, сколько будет существовать человеческая цивилизация. К сожалению, нетрудно представить себе трагический исход так нами почитаемого прогресса.
Высказанное высоким стилем изложим значительно более прозаически.
Из огромного количества фактов, которые к концу XIX века не были поняты, Макс Планк выбрал один — излучение абсолютно черного тела. Он попытался найти объяснение в рамках классической физики, не сумел и пришел к выводу: не всегда возможно пользоваться законами классической физики. Физика Ньютона и Фарадея-Максвелла получила эпитет «классическая» после того, как возникла и развилась новая, квантовая физика. На рубеже XIX и XX веков это была вся физика, которая, повторюсь, себя прекрасно оправдала.
Несомненно, все началось с удивления: почему не удается в классических терминах описать излучение черного тела? Я же призываю к восхищению — сколь своевременно была высказана Планком «крамольная» идея.
Эрнест Резерфорд выяснил, что почти вся масса атома сосредоточена в его ядре, возникло представление об атоме как о планетарной системе: ядро — солнце, электроны — планеты. Нильс Бор понял, что, не привлекая идею Планка о квантах, объяснить устойчивость атомов невозможно. Созданная Бором теория атома водорода эклектична: к хорошо известным законам движения механики Ньютона произвольно были добавлены квантовые условия, и формула водородного спектра правильно описала экспериментальные факты.
Победителей не судят, но какой ценой получен результат! По сути, разрушена строгая логика всей физики. Естественно, начались поиски выхода из создавшегося положения.
Сейчас, когда курс квантовой механики входит в стандартный набор предметов, изучаемых большинством молодых людей, получающих высшее техническое и естественно-научное образование, очень трудно себе представить, какого не только интеллектуального, но и эмоционального напряжения стоило создание основ новой физики.
В одной из книг Даниила Данина описан такой эпизод. Вернер Гейзенберг, тогда молодой ученый, обсуждал с Нильсом Бором логические трудности новой физики. Обсуждение продолжалось долго. Обоим казалось, что выхода нет. Бор пришел к выводу, что обсуждение надо на время прекратить, и, не предупредив своего молодого коллегу, уехал, устроив себе каникулы. Когда Гейзенберг узнал, что учитель его покинул, он расплакался (!). Итог эпизода замечателен: Бор вернулся после каникул с принципом дополнительности, а Гейзенберг в отсутствие Бора вывел соотношение неопределенностей. Эти результаты абсолютно необходимы для логики квантовой механики.
Квантовую механику, несомненно, надо считать важной составляющей того, что Эйнштейн назвал простой и ясной картиной мира. Конечно, нельзя считать, что с ее помощью объяснены все явления природы. Можно свое внимание сосредоточивать на том, что не объяснено. Так поступают профессионалы. Но не только. Много людей, далеких от физики, ощущают окружающий мир полным загадок и тайн. И они правы. Действительно, почти на каждом шагу можно столкнуться с явлением или событием, объяснение которого либо нам неизвестно, либо неизвестно вообще - даже тем, кто по своей профессии мог бы знать объяснение, если бы оно было. Те, кто смотрит на науку о мире как бы со стороны, из подобных наблюдений нередко делают неверный вывод о принципиальном бессилии науки.
Другая крайность — преувеличение возможностей науки. Есть люди, которые считают, что наука может все. Естественно, такой взгляд на науку тоже неправилен. Сошлюсь на высказывание одного из творцов новой физики Эрвина Шредингера: «Наука ни слова не может сказать нам о том, почему нас радует музыка, почему и как старая песня может вызвать у нас слезы. Мы полагаем, что наука может в принципе описать... Но о чувстве радости и сожаления, которые сопровождают процесс [познания], науке ничего неизвестно, поэтому она о них умалчивает». В этой цитате важны слова: «наука может в принципе описать». Наука всегда описывает. Правильней только было бы уточнить: «естественные науки могут в принципе описать».
Но не будем останавливаться на крайних точках зрения.
Три слова, поставленные в заглавие статьи, можно располагать по-разному. От этого может несколько измениться смысл. Пусть, например, это будет: удивление — восхищение — понимание. Удивившись и восхитившись увиденным, ученый постигает природу явления и, по словам Эйнштейна, превращает чудо в тривиальность. Принятый же в заглавии порядок слов: удивление — понимание — восхищение означает нечто другое. А именно:
- Удивление невозможностью объяснить наблюдаемое явление заставило ученого выйти за пределы принятой теории.
- Последовало создание новой теории. Возникло понимание, охватившее множество фактов и явлений.
- Новая картина мира вызывает истинное восхищение. Восхищение распространяется и на ученых, которые буквально ежедневно расширяют область познанного.
Поделиться восхищением очень трудно. Ни восклицательные знаки, ни охи, ни ахи не помогут. Расскажу, что восхищает меня.
Недавно я написал статью под названием «Из чего все состоит» (она опубликована в трех номерах журнала «Наука и жизнь»: № 10,11,12 за 2003 год). В статье рассказано, как из частиц трех типов — электронов, протонов, нейтронов - построены атомы, молекулы, твердые тела, т.е. все, что составляет окружающий нас мир, включая и нас самих. Статья заканчивается следующими словами: «Восхищение и объяснение плохо уживаются. Объяснив, как бы ликвидируешь восхищение. Очень хочется, чтобы, поняв в общих чертах принципы устройства всего на свете, вы не потеряли способность восхищаться тем, что для создания всего этого баснословного разнообразия достаточно лишь трех типов частиц — электронов, протонов и нейтронов. "Подумаешь, — скажет скептик, — с помощью двух значков (нуля и единицы) можно закодировать любой текст: скучную инструкцию и прекрасную поэму." Правильно! Но текст, а также любое устройство кто-то создал. Когда кто-то создает уникальную машину или гениальную поэму, он, несомненно, заслуживает восхищения. Но восхищение вызывает и природа, естественным путем создавшая бесконечное многообразие из электронов, протонов и нейтронов».
Добавим к этому, что естественный путь удивительно однообразен. Нет сомнений, что «правила сборки», которыми пользуется природа на Земле и в удаленных, но доступных для наблюдения частях Вселенной, одни и те же. «Доступная для наблюдения часть Вселенной» - звучит очень буднично. Но она занимает сферу, у которой радиус порядка 1010 световых лет, т.е. свет от границы доступной для наблюдения области Вселенной движется к наблюдателю 1010 лет. И доступная для наблюдения часть Вселенной наполнена многими миллиардами галактик — многомиллиардными скоплениями звезд.
Хотелось бы эту непредставимо огромную сферу назвать terra cognita — познанной землей, в отличие от terra incognita — непознанной земли. Конечно, в этом есть заведомое преувеличение: мир полн тайн. Но необходимо подчеркнуть следующие два обстоятельства.
- Своеобразную расчлененность мира. Мир устроен так, что можно исследовать и постигать его по частям. Не будь этого, мир был бы совершенно непознаваем.
- Основываясь на объективно существующей расчлененности мира, естественные науки выработали у ученых своеобразное профессиональное чутье. Специалист знает, что принадлежит его «ведомству», а что нет.
История науки знает знаменательные «агрессии». Сначала химики, а потом физики занялись биологией. Их вмешательство принесло грандиозные плоды: помогло далеко продвинуть понимание проблем деятельности и развития живых организмов — вплоть до атомно-молекулярного уровня. Менее известно, что только вмешательство в космологию специалистов по микрофизике (по физике элементарных частиц) позволило поставить вопрос о развитии Вселенной и получить обнадеживающие ответы, дающие надежду выяснить, как развивалась Вселенная от момента Большого взрыва до наших дней.
Попытки определить наиболее впечатляющие достижения науки обычно носят конкретный характер — радио, электричество, атомная энергия... Все это, действительно, достойно восхищения. Но меня более всего восхищает в науке ее методология. Каждая из наук разработала жесткие правила обращения с объектом исследования. Правила эти очень разнообразны, но у них есть общие черты. Одно из основных требований — объективность. Когда речь идет об эксперименте или о выводе формулы, наука неукоснительно требует повторяемости, возможности независимой проверки. Именно научная методология вызывает особое уважение. Даже лженаука, выдавая себя за науку, пользуется научной терминологией, пытаясь подчеркнуть свою объективность и надежность используемых ею методов.
Вернемся мысленно в необозримо огромную область, которую я назвал «познанной землей». Предположим, мы создали модель — нечто вроде глобуса с нанесенными на нем «значками», изображающими объекты окружающего нас мира. Пусть цвет объекта зависит от степени понимания природы этого объекта. Тогда «глобус» менял бы свою окраску все время: непрерывно появлялись бы новые «значки», а уже имеющиеся меняли бы свой цвет. Научные знания об окружающем нас мире постоянно совершенствуются, углубляются. Загадочное явление неожиданно получает подробное описание, открываются его новые, неизвестные ранее черты, оно входит в научный обиход, часто тянет за собой новые открытия.
Наука — одна из наиболее динамичных областей человеческой деятельности. При этом для науки характерен строгий отбор: она не «набрасывается» на любую тайну. Наука, как правило, ставит перед собой задачи, которые может решить. Существует определенная логика развития науки: то, что вчера было вне науки из-за недоступности, сегодня-на повестке дня. Недоступность отнюдь не всегда следствие неподготовленности инструментария научного познания. Чаще недоступность означает неподготовленность мировоззрения ученых к постановке соответствующей задачи. Одна из важных черт крупных ученых — ощущение изменения ситуации, изменения, которое позволяет двигаться от незнания к знанию.
Итак, наука динамична. В тысячах научных журналах различного профиля сотни тысяч ученых печатают свои статьи, сообщая о новых данных и новых теоретических соображениех. Поток информации огромен, по сути необозрим. Возникают и совершенствуются новые формы хранения информации и поиска необходимых сведений.
Последний абзац написан не для того, чтобы углубиться в информатику, а для того, чтобы попросить разделить со мной мое восхищение следующим.
Понимание атомно-молекулярного строения макроскопических тел[2] привело к тому, что само слово «понимание» по отношению к макроскопическим явлениям и свойствам макротел приобрело новый смысл. Понять — означает в конечном итоге уразуметь, каким образом атомы, молекулы, электроны своим положением в теле (т.е. строением тела, его составом) и своим движением «осуществляют» то или иное свойство, явление. Естественно, совсем не каждый раз описание макроскопических свойств и явлений доводится до микроскопического уровня. Но, несомненно, любой факт, любое наблюдение — все, что не укладывается в атомно-молекулярную теорию, что ей противоречит, было бы отмечено, тщательно исследовано, получило известность, оценено и приобрело бы фундаментальное значение. Насколько мне известно, ничего подобного пока нет.
Иногда появляется ощущение, что открыто, обнаружено нечто, что не укладывается в прокрустово ложе современной квантовой физики. Но проходит немного времени, и либо «нечто» находит объяснение в рамках известных законов природы, либо оказывается ошибкой. Именно это обстоятельство дало мне основание назвать непредставимо огромную область «познанной землей».
После построения квантовой механики атомно-молекулярная физика стала завершенной наукой. Свойства трех типов частиц (электронов, протонов, нейтронов), из которых все построено, по-видимому, в полной мере определены. Все большее число ученых склоняются к мысли, что объяснение (описание) даже наиболее загадочного явления (феномена жизни) не потребует открытия у частиц (не только у электронов, протонов, нейтронов, но и у атомов и молекул) каких-либо специфических свойств, которые проявляют себя только тогда, когда частицы принимают участие в работе живого организма. Последний тезис, конечно, недоказуем. Но история науки за последние более чем 70 лет при ее поистине умопомрачительном взлете не знает ни одного факта, который бы этому утверждению противоречил.
Означает ли это, что на будущую физику выпала роль лишь уточнять описание происходящих явлений и совершенствовать наши представления о свойствах тел? Конечно, нет! Хочу лишь обратить внимание, где находятся на нашем воображаемом «глобусе» источники новых фактов, которые могут заставить изменить наши представления о том, из чего построен мир.
В начале XX века стало ясно, что попытка понять устройство мира требует изучения движения микроскопических объектов в областях пространства, в сто миллионов раз меньших одного сантиметра (таков размер атома). Выяснение того, что каждый атом содержит компактное ядро, состоящее из протонов и нейтронов, заставило сосредоточить внимание на пространственных масштабах, в сотни тысяч раз меньших, чем атом. Этим занялась ядерная физика, которая изучает структуру атомных ядер и силы, действующие между протонами и нейтронами. Хотя объекты ядерной физики столь миниатюрны (10-14 - 10-13 см), ее успехи принесли в мир ядерную энергетику и невиданные методы убийства — атомную и термоядерную (водородную) бомбы. Обойду молчанием эти достижения ядерной физики. К моему восхищению они мало что добавляют. Но в термоядерной физике есть нечто, что меня восхищает, — понимание механизма свечения Солнца и других звезд.
Проникновение в мир ядерных частиц привело к открытию совершенно неожиданных свойств микроскопических частиц. Произошел пересмотр наших представлений о структурных единицах вещества — об элементарных частицах. Во-первых, элементарных частиц для роли первичных сущностей оказалось слишком много (сейчас их числится более 300). Во-вторых, элементарные частицы превращаются друг в друга. Именно поэтому нельзя из них выделить те три (электрон, протон, нейтрон), из которых построен макромир. Один из трех «кирпичей» — нейтрон, оказывается, живет вечно лишь внутри большинства ядер, а в свободном пространстве распадается на электрон, протон и антинейтрино[3]. В-третьих, все превращения элементарных частиц подчиняются строгим законам сохранения, которые есть следствия симметрии пространства. Выяснилось, что симметрия пространства значительно менее наглядна, чем представлялось.
Развитие физики элементарных частиц заставило попытаться «заглянуть» внутрь протона и нейтрона. Заглянули. И открылся новый мир. Мир кварков. Первое впечатление: сколько можно? Неужели частицы напоминают матрешки? И так до бесконечности? Идут годы. Мир кварков познается все с большими подробностями. Но все яснее становится, что дошли до чего-то истинно нового. Нет сомнений, что протоны и нейтроны состоят из кварков. Но вне частиц их нет. Они только внутри. Может быть, это свидетельство того, что физика добралась до по-настоящему первичных сущностей. Однако, не очень верится. Что-то слишком много разных кварков. Впереди много интересного...
Получается, что сигналы, которые могут заставить пересмотреть наши основные представления о фундаментальных законах природы, следует ожидать из субмикроскопических областей пространства. Но не только. Научившись получать и анализировать сигналы из далеких от нас мест во Вселенной, физики обнаружили, что есть нечто непонятное. Описывая динамику Вселенной, используя, казалось бы, прекрасно зарекомендовавшие себя законы природы, упираются в недоумение: для описания необходимо больше материи и энергии, чем во Вселенной удается обнаружить. В чем дело, покажет будущее. Напомню только, что сигналы «неблагополучия» приходят к нам с расстояний порядка 1010 световых лет, следовательно, из прошлого, удаленного от нас на 1010 лет.
Формула моего восхищения проста. Я восхищен познаваемостью мира и его реальной познанностью. Вне зависимости от того, что предстоит еще познать, меня восхищает то, что уже достигнуто. Область познанного — terra cognita — непредставимо огромна. Но, как говорилось, и на ней непрерывно рождается новое знание. Нет никаких оснований считать это знание второсортным в сравнении с тем, которое непосредственно раздвигает познанную область.
В попытках объяснить наблюдаемые факты и предсказать новые явления или свойства рождаются новые идеи. Хотя эти идеи не противоречат основам современной квантовой физики, они столь нетривиальны, что вполне сопоставимы с открытиями на границе познанной области. Новые идеи иногда столь всеобщи, что не ограничены областью, в которой возникли. Некоторые переносятся на границу познанного пространства — в физику элементарных частиц, в физику Вселенной.
Ощущение единства физики и ее всеобщности — одна из составляющих моего восхищения.
Мы живем в окружении предметов и устройств, созданных благодаря использованию результатов достижений науки. С удовольствием перешел от пера и бумаги к компьютеру, трудно представить себе жизнь без телефона и телевизора. Самолет и радиоволны изменили ощущаемые размеры Земного шара. Восхищен телевизором и компьютером. Я не знаю точно, как они устроены. Плохо знаю конкретное устройство значительно более простых механизмов — тепловоза или автомобиля. Я представляю себе общие принципы, лежащие в основе инженерных разработок, и искренне благоговею перед теми, кто может наладить бесперебойную работу приборов, которыми успешно пользуюсь.
Но, откровенно говоря, не менее острое восхищение у меня вызывает другое — понимание того, как все устроено в природе. Понимание не обязательно мною. Мои знания конкретных подробностей весьма ограничены. Но я знаю, что есть те, кто знают. Нет такого человека, который знает о мире все. Знание распределено по многим. Хранитель знания — человечество. Трудами отдельных людей созданы монографии и энциклопедии. В них собрано знание о мире. Никакого простого знания не существует. Никто не владеет простой формулой, содержащей разгадку мироздания.
Сумма знаний, накопленных человечеством, внушает уважение и надежду на будущее. Очень хочется верить, что человечество в конце концов окажется достойным той удивительной картины мира, которую создало.
Примечания
- ↑ Альберт Эйнштейн. Собрание научных трудов. Том IV (М.: Наука, 1967.)
- ↑ Термин «макроскопическое тело» в данном контексте означает, что тело состоит из огромного числа атомов, молекул. Макроскопическое свойство, макроскопическое явление — свойство, явление, в осуществлении которых принимает участие огромное количество атомных и субатомных частиц.
- ↑ Не обращайте внимание на приставку «анти». Она написана для точности. Многие частицы существуют парами. Кажется, только антиэлектрону присвоено специальное наименование — позитрон. Частица и античастица могут аннигилировать — исчезнуть, например, превратившись в фотоны, как электрон и позитрон.